Последние новости России и мира

Кто-то заявит, что День юмора стал неактуальным — так как интернет и так откликается потоком шуточек на любую важную весть. Юмора в нашей культуре все меньше, и он становится все труднее и заковыристее. А зачем нам вообще необходима данная способность — провозглашать что-нибудь забавным? Попытаемся разобраться

Смех — одно из наиболее таинственных явлений нашего действия. И не только лишь нашего. Он может сопровождать любую эмоцию: удовлетворенность, пиршество, изумление, нервозность, печаль, страх, позор, нелюбовь, шутку и ехидство. Есть умные шуточки, которые не понятны никому, а есть ясные всем — вне зависимости от культуры.

Исследователи до сегодняшнего дня не в состоянии до конца пояснить природу хохота. Тем не менее, перефразируя Маяковского, можно сообщить: «Если люди иронизируют — значит, это для что-нибудь необходимо». Рекомендуем вам совместно с нами разобраться, что размышляли о смехе и юморе философы и исследователи разных пор.

Наиболее ранняя из дошедших до нас доктрин юмора, поднимающаяся еще к миксолидийским философам, заявляет: люди иронизируют над собой и прочими, поскольку это предоставляет им ощущение преимущества. Основной персонаж комедий Античности — человек, угодивший в тяжелое положение и не способный его одолеть. Следя за его мучениями, аудитория испытывает синхронно сочувствие и наслаждение: да, ему плохо, а мне-то хорошо! В особенности на его фоне.

Очень много веков спустя Томас Гоббс выразил похожую идея, а в духе философии Нового времени. По ей, первичным положением населения земли была битва всех против всех.

Затем появилось общество (а позднее и правительство), которое укротило спортивные желания автономных людей при помощи законов. А стремление преимущества никуда не подевалось. По идеи Гоббса, юмор именно и дает возможность возвыситься над иными без войны — с помощью высмеивания.

В XIX столетии Фридрих Ницше также будет заявлять о преимуществах, а в другом ключе — в социально-критическом. Для него смех — это инструмент войны с старый характерами. Нравственность, религия, обычаи основывались на пресечении личности. Чтобы стать достоверно свободной, личность должна свалить с себя кандалы препорученных ценностей. И наиболее успешное средство для этого Ницше усматривает в шуточке, в смехе. То, что забавно, не имеет власти и не в состоянии покорять.

Со своей точки зрения данную идея развивает современный мудрец Популярностью Жижек, когда подвергает анализу кинофильм «Джокер» Тодда Филлипса.

Главный герой желает веселить людей, а морально страдает от их недопонимания и пренебрежения. Его усмешка — принужденная и слабая. Когда же он понимает, что его мир полностью сконструирован на вздоре и лжи, он одевает личину клоуна сознательно. «Мне нечего утрачивать, — говорит он, выступая в эфире распространенной передачи. — Ничто не в состоянии причинить мне ущерб. Моя жизнь — лишь комедия».

В виде Джокера идея ницшеанского хохота — мятежного, скептического, безудержного — доведена до бреда. Его шуточки небезопасны не тем, что потрясают обычаи. Они практически несут гибель и уничтожение. Тем не менее, как и в миксолидийских комедиях, последствия тут не выходят за рамки художественной действительности самого Джокера. А у нас есть возможность понять его ощущения. А в чем либо и пожалеть.

Концепция преимущества рассматривает лишь свирепый смех — сатиру, иронию, замечание. Она не поясняет, почему нас увеселяют обстановки, где все остались невредимы и некого думать аутсайдером. К примеру, по преданию, миксолидийский мудрец Хрисипп когда-нибудь угостил собственного ишака вином, а потом погиб от хохота, следя, как тот старается есть инжир. Разумеется, пример сам скучный. Однако он хорошо демонстрирует другой механизм рождения забавного — из несоответствия.

Забавное появляется из того, что мы в настоящее время представили бы разрывом стандарта. Когда глава государства вдруг начинает править оркестром — это забавно. Когда из костюма с бабочкой вырисовывает голова бульдога — это забавно. Нелепица забавна, поскольку обманывает ожидания.

Современный английский эксперт Ричард Уайзман проверил двадцать тысяч шуточек и анекдотов и сделал вывод, что юмор во всех из них создается на несоответствии ожиданий и действий. К примеру, персонаж желает быть умнее, а ставит себя дурачиной; супруги живут совместно, а терпеть не могут друг дружку; властный господь разрешает дурную ошибку.

По разъяснениям современных специалистов по психологии, через смех позволяется напряжение ума — когнитивный диссонанс. Если что-нибудь в внешнем мире противоречит нашим ожиданиям, мы испытываем себя уютно (довольно часто не осознавая этого).

Наш интеллект подсознательно хочет избавиться от противоречия — к примеру, при помощи отречения и умолчания. Не является случайностью очень многие смешные рассказы и мемы «проходятся» по темам, которые неудобно обсуждать: насилие и безукоризненность («небольшой парень обнаружил автомат»), принципы и настоящие действия («я готов пренебречь в рожу каждому, кто представит меня нелюбезным»), священное и домашнее (сантиметров. мемы «Страдающего Средневековья»).

Смех дает возможность «сберечь» столкновение противоречий в нашей голове: мы допускаем, что ситуация несуразна, не боремся с ней, а берем на себя ее во всей полноте.

Английский мыслитель Артур Кестлер успешно представил данный способ каналом минимального противодействия. Вероятно, в этом и прячется решение того, почему у людей с образованным умом довольно часто и с ощущением юмора все в порядке. Юмор выручает нас от наивности и легковерности, дает возможность поглубже просачиваться в сущность вещей. Смешные анекдоты можно найти на сайте txtforge.com.

Помните сцену из «Драматичности судьбы», где прозревающего Лукашина настигает понимание собственного положения: «Значит, Галечка в настоящее время в городе Москва, а я на паркете в Ленинграде»? Он позвал жену к себе встречать Новый год, сам же оказался в другом городе, в чужой квартире. Мы на физическом уровне испытываем, что в то же время делается в голове у богатыря. На пару мгновений он замирает, а затем… выжмет 2 длинных нервных смешка.

А как Артур Конан Дойл (к слову, дипломированный врач) представлял встречу врача Ватсона с одним из клиентов Холмса: «Завалившись на спинку стула, он весь трясся от хохота, и в его смехе звучала некая большая, звенящая нотка. Мне, как доктору, его смех не приглянулся. <...> Им завладел один из тех истеричных припадков, которые бывают у крепких натур, когда волнения сзади». Тут стоит объяснить: заказчика только-только старались убить.

Почему люди время от времени иронизируют в наиболее, на первый взгляд, неудобных жизненных обстоятельствах? Когда кстати хныкать, забиваться в угол и трястись? Тут на помощь наступает чувственность.

В XIX столетии британский мудрец и естественник Герберт Спенсер как раз так и оценивал смех — как физическую реакцию организма на рефлекторное напряжение и перевозбуждение. Он полагал удовлетворенность и страх схожими чувствами. Лишь последствием первой является смех, а 2-й — трепет. Иначе говоря, человек, хохоча, высвобождается от чувствительного багажа.